— Омоновцы возвращались с другого задания, когда их перехватил наш вызов, им по пути оказалось сюда, полчаса езды. Ну а генерал, узнав, что за дела с его следаком случились, подогнал нам сопровождение с мигалкой. Ценят тебя, Артемушка, ой ценят! — хитро улыбался Бывалый.
Тина видела, как из автобусов выскакивали бойцы ОМОНа и занимали позиции. К ним подбежал командир отряда:
— Артем, живой?
— В порядке! Андрей, нас держали в дальней комнате цеха, перед ней есть небольшой предбанник, метра три.
— Разберемся, — пообещал командир и, посмотрев на Тину, предложил: — Девушку надо бы к нам в автобус, у нас там врач.
— Я подожду, спасибо, — чинно ответила Тина.
Из рации, которую держал в руке командир отряда, раздался голос:
— Две машины на подходе — «вольво» и БМВ.
— По местам! — отдал команду Андрей, совсем другим, жестким тоном.
Артем вытащил из-за спины и передал Грише пистолет:
— Трофейный.
Гриша кинул его к заднему стеклу, они быстро выбрались из машины и побежали к углу здания. Гриша на ходу достал два пистолета, один из которых передал Артему.
Само задержание произошло так быстро, что Тина ничего не успела понять. Она услышала громкие крики, трехэтажный мат, и через пару минут, не произведя ни одного выстрела, ОМОН упаковал всех четверых. Их уложили рядком на землю — лицом вниз, руки сзади в наручниках, ноги широко разведены в стороны. Когда Артем проходил мимо «живописной группы», отдыхающей на земле, один из задержанных повернул голову и громко крикнул ему:
— Сочтемся еще, важняк!
— Уже, — ответил Артем. — Мне с такой шелупонью, как ты, возиться некогда, с тобой другие разбираться будут.
К Тине, которая стояла возле «Волги», подошел врач с медицинским чемоданчиком в руке.
— Идемте в автобус, милая, — обратился он к ней тоном, которым обычно разговаривают с душевнобольными. — Вам надо руки перевязать и вообще осмотреть.
— А можно не в автобус? — спросила она. — Мне бы на воздухе.
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться он. — Вы на подножку автобусную сядете, а я руки обработаю!
— Спасибо.
Он взял ее осторожно под локоток, подвел к автобусу и усадил на ступеньку. Внимательно осмотрев ее руки, раскрыл чемоданчик и стал обрабатывать раны.
Тина отвернула голову, чтобы не смотреть. Она держалась из последних сил, не разрешая себе расслабиться и заплакать.
«Еще чего! Надо дотерпеть до дома! Еще совсем чуть-чуть!» Но крутой отходняк, как метко это называется в народе, уже предательски накрывал ее с головой. Она прикрыла глаза и стала себя уговаривать, успокаивать и даже покрикивать мысленно, загоняя слезы назад.
Тина открыла глаза и обнаружила, что вокруг них с доктором собрались почти все участники задержания, кроме троих бойцов, стоящих возле арестованных. Впереди, прямо за спиной сидящего на корточках доктора, стояли Гриша, Артем и Андрей, командир отряда, за ними омоновцы в масках, с автоматами в руках и, вытягивая головы, пытались рассмотреть, что делает врач.
Уже стемнело, и место действия освещалось прожектором, установленным на одном из микроавтобусов, и фарами машин. Картина поражала нереальностью — темнота, ярко освещенная площадка, девушка, сидящая на подножке автобуса, перед которой присел доктор, стоящие полукольцом мужчины, ожидающие, что он скажет, лежащие на земле арестованные, о которых, казалось, все забыли.
Увидевшей все это одним взглядом, как бы со стороны, Тине показалось, что она присутствует на спектакле и видит хорошо поставленную кульминационную сцену.
— Почему они все на нас смотрят? — наклонившись к доктору, шепотом спросила она.
Он оглянулся и посмотрел на стоящих людей.
— А, это… Все уже знают, как вы с важняком выбрались из комнаты. Вас считают героиней.
— Вы шутите? — с надеждой спросила она.
— И не думал даже! — улыбнулся врач.
Тине стало неловко, и, чтобы разрядить обстановку, она быстро сменила тему и спросила:
— Скажите, доктор, у вас есть пустая пробирка или пузырек какой-нибудь?
— Есть, конечно, — удивился он.
— Я бы хотела вас попросить взять на анализ воду, которая стекает в той комнате, где нас держали, по стене. Видите ли, мне пришлось этой водой поить Артема Константиновича. В ней могут быть какие угодно микробы, мы же не хотим, чтобы он заболел? — пояснила, как учительница, Тина.
На секунду повисла полная тишина, которую нарушил Андрей:
— Конечно, не хотим! Будет очень обидно, если после столь героического спасения нашего важняка проберет понос!
Разбивая ночь, тишину и нереальную картину происходящего, раздался громкий всеобщий хохот. От дружного мужского ржания звенели стекла в машинах, они смеялись, хлопали друг друга по спинам, расслабляясь таким образом после проведенной операции и скидывая адреналин. Артем сел на землю, прикрыл глаза ладонью и хохотал так, что из-под пальцев текли слезы по щекам.
— Я что-то не так сказала? — спросила Тина смеющегося врача.
— Нет-нет! Вы сказали именно так и именно то, что надо! — продолжая смеяться, ответил он. — Сейчас я сделаю вам укол сыворотки, и мы отвезем вас домой. Руки ни в коем случае не мочить. Через день сделаете перевязку. Что-нибудь еще беспокоит? Есть синяки, порезы, шишки?
— Наверное, есть, я пока не чувствую. Потом чем-нибудь намажу.
— Я дам вам мазь. — Он все еще улыбался.
Мужчины разошлись, поняв, что с ней все в порядке, и занявшись более насущными делами. Возле них с врачом остались только Григорий и так и сидящий на земле Артем.